Пятый месяц Вера жила без родителей.
В семь — подъем, чашка чая с ложкой сахара – на завтрак, бутерброды из холодильника, аккуратно упакованные приходящей няней Никитичной в голубую пластиковую коробочку, – в портфель. За сорок минут езды в автобусе успевала всю домашку повторить, да еще времени на письма родителям хватало.
«Восьмое сентября, — написала Вера. — Привет, мама и папа! Скоро пять месяцев, как я вас не видела. Соскучилась ужасно! Вы бы мне фотографию свою выслали, что ли… Так хочется вас снова увидеть, повиснуть на папиной шее.
На днях я опять встретила у подъезда Кольку. Он хотел схватить меня за рукав, но я вырвалась и убежала. И чего он от меня хочет, никак не пойму. И глаза у него какие-то странные-странные.
А по четвергам мы вдвоем вышиваем мои инициалы на полотенцах: VP. Под буквами – две изогнутые линии в виде полумесяца. Это так весело, как будто они на лодочке уплывают вдаль!»
…Вера со вздохом выпрямила спину и подняла уставшие глаза. Ее воспоминания прервал гнусавый голос проводника. Впопыхах сунув в сумочку письма и схватив черный кожаный чемодан, она вышла в тамбур вагона. На платформе Веру ожидал личный водитель – молодой, статный Виктор. Он услужливо подхватил ее чемодан и покатил его через платформу в сторону автостоянки. Эту работу он нашел случайно всего месяц назад. Однажды в ночном баре она подсела к нему за столик. В разговоре выяснилось, что он ищет место водителя. «А почему бы нет? — подумала про себя Вера, — с водителем будет удобнее».
…Она была рассеянной и подавленной. Эта поездка в родной город вырвала ее из привычной колеи. Кружилась голова, ноги казались ватными, чужими. Похороны матери, хлопоты по сдаче квартиры – все это отрицательно подействовало на ее психику. Когда дверь дома уже была отперта, Вера выдавила из себя:
— Ты, Вить, зайди ко мне, что-то мне нездоровится, чайку сделай.
Она лежала на белом диване. Волосы каштановыми локонами рассыпались по плечам, пухлые губы приоткрыты в легкой улыбке. «Какая же она стильная! — подумал молодой водитель, — жаль только, вдвое старше меня…»
На следующее утро первой проснулась Вера. Совсем рядом, обхватив подушку руками, на ее шелковых простынях посапывал юноша. Она прикоснулась к его шее губами. Он нехотя перевернулся на спину. Открыл глубокие озера глаз и внимательно посмотрел на Веру. Она принялась целовать его лоб, нос, подбородок, кадык, потом ушла влево: в подмышку, чтобы почувствовать его запах.
И вдруг он дернулся, Вера открыла глаза. Прямо перед ее взором плыли две буквы на лодочке…
* * * * * *
… Его вырастила женщина, потерявшая в Афганистане сына, свою единственную надежду. Когда Вите исполнилось восемнадцать, она рассказала ему о том, что нашла его совсем маленьким в лесу. Он кричал так, что, казалось, трава превращалась в пепел, а птицы летели прочь, предчувствуя ураган. Ребенок был весь в крови, но такой хорошенький, такой пухленький, и глазки — ягодками…
Дома, выкупав новорожденного в настое череды и накормив его коровьим молоком из ложечки, счастливая женщина отправилась в церковь. Батюшка, увидев инициалы на полотенце, сказал:
— Радуйся, Марта! Сам господь Бог тебе подарок сделал! Этого человека зовут так же, как звали твоего сына: Виктор Пункт. Этот ребенок твой. Идите с миром!
*** ***
«…В тот день, когда мне стукнуло восемнадцать, мой друг сделал мне эту татуировку под мышкой, чтоб не так заметно было», — закончил свою историю водитель…
Вера в ужасе отшатнулась от юноши. И тут же кто-то со страшной силой повернул калейдоскоп событий в обратную сторону. Разноцветные стеклышки танцевали до тех пор, пока не соединились в картинку двадцатилетней давности.
Колька, который проходу не давал ей во дворе и все норовил то за руку ущипнуть, то за грудь ухватиться, все-таки выследил однажды Веру. Она была с подругами в кино и возвращалась поздно вечером с последнего сеанса. Кругом было тихо и пустынно. Только кошки перекликались на соседних крышах, сообщая друг другу последние новости. Вот тут он ее и подкараулил у подъезда. Приставил к ее животу нож и сказал, что терять ему нечего. Вера, страшно испугавшись, покорно пошла за ним. Как она потом проклинала себя за этот унизительный поступок, за то, что не сопротивлялась насильнику, а только плакала.
Больше Колька ее не задевал. Но через некоторое время Вера почувствовала себя плохо. Рвота длилась часами, девочка сильно страдала. А однажды на уроке физкультуры что-то затрепыхало у нее внутри. Словно бабочка хотела взмахнуть крыльями, да места ей было маловато.
…Шло время. Вера знала, что через несколько месяцев прилетят, наконец-то, родители из далекой Монголии. «Как быть?» — соображала она изо дня в день, но так ничего и не придумала. В школе никто и не догадывался о ее беременности, только Ася-одноклассница как-то заметила невзначай:
— Что-то ты, подруга, поправилась сильно. На сладкое нажимаешь тайком от Никитичны, что ли?
А однажды все решилось само собой: это было в субботу, когда в школу торопиться не надо и можно подольше поспать в теплой постели. Но сильная, режущая боль внизу живота заставила ее проснуться. Через некоторое время, когда стало легче дышать, обессиленная Вера заставила себя встать с постели. И тут она увидела на ковре у кровати темное расходящееся пятно. Еле соображая, поддерживая живот обеими руками, девушка побрела к остановке метро, прихватив с собой пушистое зеленое полотенце. На вокзале пересела в электричку и направилась за город.
Когда последние жилые строения остались позади и деревья подошли вплотную к железной дороге, решение было принято мгновенно. На минутной остановке она осторожно шагнула с подножки вагона и, не останавливаясь, вошла в лес.
Потревоженные птицы кричали и плакали вместе с Верой. Стеклянное солнце вытирало ей слезы, бумажные облака расчесывали ее каштановые локоны, а ветер, дирижируя разлапистыми ветвями, пел колыбельную…
Изможденная и обессилевшая от родов, она завернула ребенка в зеленое полотенце, обняла его и сомкнула на минуту глаза. Но поспать ей не удалось. Ребенок кричал, призывая к сочувствию.
А Вера уже брела назад… в сторону железнодорожного полотна…
Инна Калина
г. Ганновер