Октябрьское утро встретило меня на перроне свежим холодным воздухом и прозрачно-синим небом. Я опустила дорожную сумку на землю и на секунду прикрыла глаза. Сквозь вокзальные звуки пробивался размеренный шум большого города. Моего родного города, где я не была очень много лет. А сегодня я здесь – всего на один день. Вечером я улетаю домой, и кто знает, когда я снова буду в Киеве.
Один день – как это мало! Куда пойти? В квартал на Лукьяновке, где прошло мое детство? Побродить там, поглядывая через забор детского сада, как малыши гуляют по двору? А может, отправиться к университету? Посидеть в скверике напротив красного корпуса, понаблюдать за стайками студентов? Время над ними не властно: они всегда молоды и беззаботны. Курят, смеются, целуются…
Но нет, сегодня я хочу не наблюдать, а вспоминать! Поэтому я еду в центр – в Липки. Всего лишь две станции метро – и я уже вхожу в Мариинский парк. Сюда я ходила гулять со всеми своими ухажерами. «Веду тебя на смотрины», — шутила я. Но и правда, я показала этому парку всех, в кого была влюблена.
Иду, поддевая ногами золотые листья. В Киеве самая золотая осень в мире… Я намеренно смотрю под ноги: мне не хочется видеть, как изменился город. Не хочу смотреть на высотки, которые зажали мой парк в своих душных объятиях. Хочу вернуться в прошлое – пусть только на один день.
…На улице холодно, и я засовываю руки в карманы своего черного пальтишка – забыла перчатки. Он со смехом останавливает меня, вытаскивает мои руки и начинает их растирать, согревая.
— Мерзлячка! – говорит он, глядя мне прямо в глаза. И от этого взгляда мне становится жарко. Теперь мне уже хочется, чтобы мои руки оставались холодными – чтобы приложить их к пылающим щекам.
Он берет меня за руку и говорит:
— Я хочу показать тебе один дом.
— Только один? – улыбаюсь я. Он учится на архитектора, и с момента нашего знакомства я видела уже немало домов.
— Да, сегодня только один, — смеется он. – Хочу, чтобы ты его запомнила.
Мы переходим через улицу Грушевского и идем по Липской. Аллея уже почти облетела, но это не страшно – я знаю, что зима будет теплой. По крайней мере, для нас двоих.
— Так что особенного в том доме, который ты хочешь мне показать? – нарушаю я зачарованное молчание.
— Ему почти 100 лет.
— Всего лишь? – не могу удержаться от поддевки.
— Подожди, я только начал! – Он крепче сжимает мою руку и продолжает. – Знаешь, на Липках много старых домов. Хоть бери да историю изучай. Но этот дом – особенный. Если бы ты тоже училась на архитектора, я бы рассказал тебе об идеальном фасаде, который не нарушают такие обыденные предметы, как водосточные трубы – они спрятаны в стенах. Еще я рассказал бы тебе о том, что улицы, на перекрестке которых строился дом, сходятся под острым углом – всего 78 градусов. И архитектору пришлось придумывать способ, чтобы скрыть этот недостаток. Он украсил дом куполом – и это сработало…
— Это все хорошо, но я же не архитектор, — перебиваю я своего спутника. – Так что же ты расскажешь мне?
Он снова смотрит на меня своим невыносимым взглядом и отвечает вопросом на вопрос:
— Ты помнишь, где мы познакомились?
— Конечно, у меня же нет амнезии, — улыбаюсь я. – В поезде.
— Вот и они тоже – в поезде, — говорит он. И мне тут же становится интересно.
— Кто – они?
— Николай Ковалевский – первый хозяин этого дома — и его будущая жена. Наверное, в глубине души он был романтиком. Впрочем, до революции мужчине не было стыдно показаться романтиком… В общем, он построил этот дом для нее. Большой, пусть и не чета загородным усадьбам, но с множеством комнат, внутренним двором и даже лифтом. В куполе мог репетировать оркестр, а по вечерам спускаться по лестнице в главный зал и играть для гостей и хозяев. А на первом этаже была особая комната: она выглядела, как купе поезда. Говорят, даже могла раскачиваться. Такой вот подарок для своей любимой.
— Хороший подарок, — улыбаюсь я. – Но где же этот дом?
— Вот! – он поднимает руку, и я вижу прямо перед собой настоящий замок. В осенних сумерках он кажется загадочным… и немного грустным. В голосе моего спутника тоже появляются горькие нотки. – Это он, дом Ковалевского.
Я спрашиваю, как маленькая девочка, с надеждой и страхом:
— И они жили здесь долго и счастливо?
Он грустно улыбается:
— Пять лет. Потом была революция. Я не знаю, что было с ними дальше.
Я смотрю на него, и мне кажется, что время останавливается. Я не знаю, о чем он думает. Может быть, о том, что любовь преходяща? Что счастье не может длиться долго? Я хочу утешить его, сказать, что у нас все будет по-другому… Но не могу найти слов. Тогда я просто говорю:
— Красивый дом. Его я точно запомню.
…Я стою на Шелковичной и сквозь сумерки вглядываюсь в дом Ковалевского. Часто моргаю – что-то мешает в глазах. «Его я точно запомню, его я точно запомню», — отдается эхом в моей голове. Рукам становится холодно, и я начинаю рыться в сумке в поиске перчаток. Не нахожу, и это становится последней каплей. Я уже не стесняюсь, плачу и смеюсь прямо посреди улицы. Кому какая разница? В конце концов, я здесь всего на один день…
Перчатки нашлись — были в карманах. Я надеваю их и вытираю свои холодные щеки.
— У вас все в порядке? – обращается ко мне пожилая дама.
Я благодарно улыбаюсь и, кивая, говорю:
— Красивый дом.
Нахожу на фасаде грустного кота – автопортрет архитектора этого дома. Подмигиваю ему и шагаю по осенним улицам.
***
Справка: Дом Ковалевского
Построен в 1911—913 годах архитектором Павлом Алешиным по заказу надворного советника при киевском генерал-губернаторе, чиновника по особым поручениям Николая Ковалевского.
Расположен по адресу П.Орлика, 1/15
Размер участка, на котором стоит дом,– 46 на 35 метров. Стиль дома – арабский (его часто называют «арабский домик»). В здании два полноценных этажа и еще один – цокольный, полуподвальный, где располагались комнаты прислуги и подсобные помещения.
Семья Ковалевских жила в доме до 1918 года, затем он перешел в собственность государства. В 1972-1974 годах была проведена реставрация с целью вернуть «арабскому домику» его первозданный вид.
Татьяна Йова