Театр… Вам кажется, вы знаете о нем все. Да, когда на сцене занавес поднят, нам все видно как на ладони. Но стоит занавесу опуститься – театр начинает свой внутренний диалог. Что же там, за кулисами? Сегодня я расспросила об этом креативную и талантливую женщину – режиссера-психолога Елену Лазович.

Елена, ваши постановки нестандартны, иногда даже эпатажны. И, тем не менее, в них прослеживается истинная суть театрального спектакля. Очевидно, у вас классическое образование. Как вам удается совмещать эти два направления – традицию и модерн?
Даже самые современные постановки основаны на классической структуре. Иначе будет хаос. Прежде всего идеологи спектакля, придумывающие, как он будет «выглядеть», – режиссер, сценарист, хореограф, художникпостановщик и художник по костюмам. Здесь нет мелочей. Важен и кастинг, и музыкальное оформление, и выставленный свет. Когда концепция утверждена, начинается репетиционный процесс. Он не быстрый: минимум год работы. Бывает и два.

Понимаю, что все это стоит дорого. Но как вам удается находить финансирование?
Например, бюджет нашего последнего проекта «Наталка Полтавка» – 400 тыс. грн. На него мы получили гранд от украинского фонда, а часть денег выделил театр. Коммерческие проекты выживают за счет стоимости билетов. Еще один вариант – антрепризы. Но это не мой путь.

Почему?
Когда театр делает собственную постановку, он не экономит. Для него приоритет – художественная составляющая. А антреприза – это экономия на всем. Вот представьте, что художник пишет картину, понимая, что она будет висеть 300 лет. Он ни за что не станет руководствоваться экономией краски. Да, ее может не хватить – и тогда придется выходить из ситуации. Но без изначальной экономии! А можно просто сделать копию Ван Гога и продавать ее на вернисаже. Так и в антрепризе стоит задача не художественной ценности, а продажи, прибыли. Так что это конкретно продюсерский театр, все делается для широких масс.
А я, если делаю спектакль, всегда заказываю качественный дорогой реквизит. Вот для «Пиноккио» мы специально изготавливали одну маску, другие реставрировали – настоящие кожаные маски! И не важно, артисты на переднем или заднем плане – у всей труппы достойные костюмы. Все это и создает общую картину, восприятие.

Елена, а как вы выбираете, что будете ставить?

У меня есть свой принцип работы, в котором главное – замысел и команда, которая его правильно услышит. Итак, сначала я озвучиваю замысел. Именно озвучиваю. Знаешь, это как зов.
Жду: есть отклик или нет. Смотрю… Хожу… Идея должна прорасти. Здесь важно спокойствие, чтобы не спугнуть. Слышать стараюсь все – негатив, позитив. С «Наталкой Полтавкой», как ни странно, сначала был сплошной негатив. Но, когда такое происходит, мне кажется: «Ага! Вот она, тема!» Это явный признак. Всегда интересно работать с тем, что закрыто. А этот образ был буквально забетонирован. Слышат «Наталка Полтавка» и сразу кривятся… А я думаю: «Отлично! Вот этот бетон, то самое интересное. Значит, под ним есть что-то очень живое».

Но, если такое отрицание, как привлекли зрителя?

Кому-то стало интересно, он поделился – и пошла волна. Сейчас этот спектакль идет с полными залами. Он меняет людей, женщин возвращает к истокам.

Елена, а какая она женщина – Наталка Полтавка?
Женщина, ждущая любви, своего Петра. Наталка – не картонная девушка, настоящая. Живой человек так не умеет: «один раз и на всю жизнь». Она каждый день решает, ждать или нет. В итоге Наталка принимает предложение любящего ее Возного. Именно в этот момент приходит Петро.

Проверка?
Конечно! И она, можно сказать, ее не прошла. Но это не значит, что она не достойна любви. Достойна! Она не супервумен, она женщина, которая мечется.
Ее путь ожидания, внутренние метания очень важны. Мы выводим современную героиню и проводим ее по семи грехам, по семи соблазнам. Так мы строили драматургическую конструкцию.

Елена, составляя репертуар, вы учитываете современные тренды?
Мы занимаемся тем, что для нас является актуальным, что дает возможность ответить на некий общественный вопрос. Материал – это всегда решение проблемы.

Но «Наталку Полтавку» вы готовили к 200-летию произведения?
Нет. О том, что будет 200-летие, мы поняли, когда уже вовсю работали. Сначала нам было просто интересно разобраться и ответить для себя на вопрос: что это за девушка в венке, которая ходит и поет. Кто она, как этот образ сложился, какие у нее ценности, утрачены они вовсе или как-то трансформируются в современном мире? Что такое национальное достоинство?
Ты словно проводишь свое личное расследование, отвечаешь на вопросы, которые для тебя важны, и эти вопросы становятся твоими собственными. А затем я прихожу к артистам и говорю: «Друзья, мне интересна Наталка Полтавка. Кто со мной?» И в ответ: « Я, я, я…»
Кто-то говорит, что это бред. Сейчас вы начнете натягивать на уши эту Наталку Полтавку. 200 лет, оставьте ее, не мучайте, возьмите что-то другое. А кто-то загорается – и начинает делать этюды.

Так вот он, секрет ваших спектаклей, то, почему они так цепляют – вы берете на роль артиста с горящими на тему глазами.
Это главный принцип. Я только вчера говорила актерам, которые работают над «Ван Гогом»: «Понимаете, ребята, это ваша битва. Актер воюет на сцене за тему, за смысл. Да, режиссер помог, но режиссера в этот момент нет. Главный воин – это актер».
Я точно так же должна услышать зов и от актера. Постановочный театр меня не интересует, потому что в постановочном все приходят на работу – и ты должен каждому рассказать, что делать, как делать.

Какой тогда театр ваш? Постановочный – нет, антреприза – нет…
Это особенность моей работы. Я бы назвала это театр смысла, театр собеседника. Актеры, которые должны быть не исполнителями, а сочинителями своих ролей. Мне нужно идти в процесс, идти обязательно со всей творческой группой.

Актер воюет на сцене  за тему, за смысл.  Да, режиссер помог,  но режиссера в этот момент нет.  Главный воин – это актер

Елена, есть ли у вас творческая инновация, которой вы можете гордиться?
Именно инноваций – нет. То, чем я пользуюсь — это технологии, которые были созданы игровым театром на базе психологической школы. Я больше последователь людей, внедривших данную систему. По сути, я разрабатываю психожест, его автором был Михаил Чехов.
Моя актерская школа… Да, мне кажется, она другая, но насколько сюда подходит слово «инновационная»… Она полностью сформирована мной, моя личная. Этот метод новый, поэтому он и существует как живой процесс.

Возможно, это можно оценить по успехам своих учеников?
В одном интервью Товстоногов сказал гениальную фразу: «Никакой человек не имеет права называть своих учеников. Учителей – да». Я не имею права сказать, что тот или иной человек – мой ученик, это он сам так должен считать.

Вам не хочется признания как педагога?
Конечно, хочется. В своей методике я преподаю более 20 лет, я в ней двигаюсь, и я действительно учу актеров. Но я не имею права так сказать, пока они сами об этом не заявят.

Елена, огромное спасибо вам за интервью и за те осознания, к которым вы за руку приводите своего зрителя.

Беседовала: Инга Вовк
Фото: Ирина Маркони